Защита пострадавших на Дубровке обвиняет власти в фальсификации данных о числе пострадавших в ходе спасательной операции. В меморандуме, которым Российская Федерация ответила на вопросы Европейского суда по правам человека, написано, что из 665 доставленных в стационар пострадавших умерли шестеро, что составляет 0,9 процента. Адвокат пострадавших Игорь Трунов утверждает, что умер 71 человек... Трунов заявил, что умерли 10,8 процента от общего числа доставленных в больницы. Между тем в меморандуме отмечается "высокая эффективность лечебных мероприятий".
Сопредседатель общественной организации "Норд-Ост" Татьяна Карпова отметила, что смертность среди детей составила 25 процентов. "Сведения об эффективности лечебных мероприятий не соответствуют реальности", - заключил Трунов.

Защита потерпевших на Дубровке намерена поставить перед Следственным комитетом при прокуратуре вопрос о возбуждении уголовных дел "в отношении должностных лиц, составивших ответы", По словам адвоката, защита ставит вопрос "о проверке на предмет должностного подлога и фальсификации".

По словам Трунова, в меморандуме также завышено количество взрывчатки, которое террористы пронесли в здание театрального комплекса на Дубровке. Он сослался на данные, полученные от взрывотехников ФСБ. По мнению адвоката, "указанные в меморандуме цифры значительно завышены для того, чтобы оправдать гибель людей".

Как заявила Карпова, в меморандуме дан отрицательный ответ на вопрос Европейского суда о том, было ли возможно разрешить ситуацию с заложниками мирным путем. В меморандуме это обосновывается, в частности, тем, что террористы были очень опытными боевиками и участвовали в терактах начиная с 95 года. Карпова утверждает, что это не соответствует действительности, поскольку многие террористы были несовершеннолетними. По ее словам, в переговорах с террористами не участвовало ни одного профессионального переговорщика, что, по ее мнению, свидетельствует о том, что "правительство Российской Федерации заранее планировало силовое решение".

Охи и ахи по поводу несовершенного законодательства, будто бы пудовыми гирями висевшего на руках у штаба по освобождению заложников, призваны оттенить грань между прошлым и настоящим. Хаос в дни "Норд-Оста", по Васильеву, царил такой, что невозможно было определить, кто руководит операцией, кто принимает решение (окончательно с этим, видимо, определились только в день раздачи золотых звезд героев в Кремле). Однако ко времени захвата "Норд-Оста" уже четыре года действовала ст.12 закона "О борьбе с терроризмом", в которой указано, кто и при каких обстоятельствах возглавляет штаб контртеррористической операции. Из нее, между прочим, следовало, что назначал руководителя штаба президент Российской Федерации. И уже с того момента никто не вправе был соваться к руководителю штаба со своими указаниями. Но вот, опять же по Васильеву, и в дни "Норд-Оста", и в дни Беслана "никто не понимал, кто руководил, – тогда законодательством это не было определено".

На самом же деле все было определено и прописано до последней запятой. Но в то же время Васильев говорит правду – старшего было не докричаться. Никто в ответчиках ходить не собирался. Ни тогда, ни позднее, в Беслане. И сейчас не собирается. Хотя и законов с тех пор напринимали кучу, вплоть до прав и обязанностей служебно-розыскной собаки в период проведения контртеррористической операции. Пальцем не шевельнет даже сидящий на вершине пирамиды НАК директор ФСБ, пока не раздастся глас свыше. И неважно, будет ли это "Газы!" или "Фугасным, прямой наводкой, пли!" – выполнят. И спасут тех, кого не убьют. Пусть и чертыхаясь, будучи как-никак профессионалами.